Дмитрий Губерниев: «Вопрос выдвижения моей кандидатуры в СБР открыт»
Комментатор «Матч ТВ» в эфире Радио Зенит поделился своим мнением о ситуации с обысками, которые прошли на этой неделе в офисе IBU в Австрии.
- Дмитрий, вы говорили, что в России нужно заменить правление Союза биатлонистов и можете выдвинуть свою кандидатуру. Вы будете это делать?
- Ко мне неоднократно обращаются люди, в том числе и представители биатлонной среды, идея неплохая. Но, по-моему, самое здравое – это быть над схваткой в этой ситуации. Сейчас есть возможность с учетом рычагов, определенного влияния, если хотите, изменить ситуацию. Приятно, когда и люди прислушиваются. Но мы старается российскому спорту и спортсменам сделать лучше. Вопрос пока открыт, скажем так. Я еще подумаю. Прием заявок впереди.
- Чем вся история с IBU грозит российскому спорту и российским спортсменам? Насколько все плохо по вашему ощущению?
- Вы знаете, ситуация тревожная. То, что сказал в своем Твиттере немецкий журналист телеканала ARD Хайо Зеппельт, когда речь идет о том, что несколько тысяч спортсменов и около шестидесяти федераций ведут кропотливую работу. Обыски в Залцбурге были, президента IBU Андерс Бессеберг об этом ничего не знал. Федерация, которая с точки зрения допинга, если мы говорим о биатлоне, делает максимум, проверяя наших спортсменов в зарубежных лабораториях, но МОК в данном случае больше доверяет ВАДА. Есть информатор Родченков. У ВАДА есть анонимные свидетели, причем «анонимные» - ключевое слово. Конечно, волей-неволей мы говорим о политической истории. Когда Бессеберг поддерживает Тюмень и Российскую Федерацию как страну-организатора финального этапа Кубка мира, он предлагает взвешенную позицию и ведет вполне понятную политику. Конечно, это многим не нравится. Особенно на фоне того, что Бессеберг сначала сказал, что уходит с поста руководителя IBU, а потом передумал. Там антироссийская риторика осень сильная. Здесь слишком здорово переплетены рычаги политические, экономические и наши допинговые. Действительно, проблем было в свое время настолько много, что это признавал и президент, и руководители олимпийского комитета. Мы навязываем борьбу с допингом каждый раз. Более того мы ее выигрываем, но по каким-то старым следам может быть очень серьезный выхлоп. У Евгения Устюгова были проблемы с повышением гемоглобина в крови. Насколько это все было закреплено документально, с очки зрения его аномалий спортивных, общечеловеческих – мы сейчас не знаем. А здесь у нас «висит» не только устюговская медаль в масс-старте Ванкувера, но и сочинская победа в эстафете. А дальше Россия может лишиться общекомандного места в Сочи. Шипулин и ребята могут перестать быть олимпийскими чемпионами. Об этом даже думать не хочется, но ситуация очень непростая. У нас опять получается все как снег на голову: «Ой, мы думали, что там все рассосалось, нам вернули аккредитацию олимпийского комитета». Ничего не рассосалось! То ли мы недостаточно усилий прикладываем, то ли там люди тихушничают и смотрят за развитием политической ситуации: глядят на Великобританию, на Сирию, на Соединенные штаты, на какие-то наши истории. Одно возникает из другого. И сразу, естественно, хоть мы и не хотим примешивать политику к спорту, но они уже настолько переплетены, что хоть стой, хоть падай.
- Мы правильно понимаем, что у Евгения Устюгова были проблемы с гемоглобином, поэтому он мог принимать вещества, которые потом могли дать…
- Вы поймите правильно – нет. У людей от природы разные истории, в том числе и врожденного характера. У кого-то гемоглобин низкий, у кого-то высокий. Если ехать тренироваться в горы, то уровень его может вообще зашкалить. И тогда для безопасности спортсмена, его могут на три дня отстранить от соревнований, чтобы гемоглобин пришел в норму. Принято считать, что высокий гемоглобин – это признак какого-то воспаления. Но есть организм спортсмена, а есть отдельные истории, но они должны быть четко в медицинском смысле запротоколированы. Мы же не знаем, подавали ли раньше сведения? А что было? Было ли? Вот вещи, к которым можно цепляться. И здесь это как оформление медицинских исключений. У кого-то медицина настолько хороша, что это делают быстро, надежно и грамотно, прежде всего обезопасив спортсменов, а у других в следствие тех или иных причин это сделать не получается. Потом возникают проблемы, когда они принимают тот или иной препарат, чтобы помочь себе, но в спорте он может быть запрещен. Я говорю о честных людях, у которых есть некоторые проблемы со здоровьем.
- Удалось ли вам поговорить с кем-то из биатлонистов, следят ли они за развитием событий?
- Сейчас атмосфера молчания, что с моей точки зрения не очень правильно, потому что можно было в публичной плоскости все объяснить. Но каждый считает так, как он считает. Люди переживают, безусловно. Публично говорить о каких-то вещах не очень то и хотят. Я их с одной стороны понимаю, а с другой – я не понимаю. Мы каждый раз отмалчиваемся: вспомните историю с дисквалификацией Зайцевой, Вилухиной, Романовой. Надеюсь, что американские суды под предводительством Прохорова все-таки будут весьма действенны. Но авось пронесет, и я не я, и лощадь не моя – это путь в тупик! Здесь становится опять тревожно. Мы слишком много молчали! С другой стороны, мне говорят: «Вот ты балаболишь». Но это моя работа! Мы, журналисты, рассказываем, объясняем. Мы доводим информацию до зрителя, до слушателя, до страны, в конце концов. И не только нашей, но и соседних. Но для этого, конечно, хотелось бы, чтобы спортсмены и чиновники, которые на хозяйстве, свои позиции тоже формулировали. Этого пока не хватает.
