Александр Смирнов: «Однажды примерз ко льду на чемпионате Европы»

В гости на Радио Зенит зашел двукратный чемпион континента, дважды бронзовый призер чемпионатов мира в парном фигурном катании Александр Смирнов. В почти часовой беседе с Романом Никитиным петербургский фигурист рассказал о знакомстве с Ильей Ковальчуком и советах от Евгения Плющенко, поездках в Северную Корею, а также о том, как, справляясь с травмами, вдохновлял людей на борьбу с онкологией.

О собственной школе и тренерстве

 

- Мы знаем Александра Смирнова, как многократного призера Гран-при, чемпионатов мира и Европы, который год назад завершил карьеру. Чем Вы занимаетесь сейчас?

- Прошлой осенью мы с моей партнершей Юко Кавагути поняли, что просто физически уже не можем выполнять сложнейшие элементы на прежнем высоком уровне. Как бы нам этого не хотелось. Наш спорт молодеет, Алина Загитова выиграла Олимпиаду в 15 лет, а мы выступать дальше просто не могли. Жалко было расставаться со спортом, но мы с Юко продолжаем выступать в различных шоу. А у меня недавно произошло замечательное событие: я в Петербурге открыл свою школу фигурного катания «Мастер».

- Как Вы к этому пришли? Свое намерение стать тренером Вы обозначили еще во время карьеры фигуриста, но одно дело просто тренировать, а совсем другое с нуля создать собственную школу.

- Это длинная история. Началась она с моей травмы, из-за которой мы не смогли попасть на Олимпиаду в Сочи. Тогда перед собственным днем рождения у меня случился отрыв связки надколенника, колено просто отвалилось. Слава богу, все починили, но для того, чтобы побыстрее восстановиться, по приезду в родной Петербург мне нужно было постепенно раскатываться. А для того, чтобы делать это интереснее, я решил: а почему бы не потренировать маленьких детей или взрослых любителей фигурного катания? К тому же, у меня есть педагогическое образование. И вот когда у кого-то из моих учеников стало получаться, я понял, что мне очень нравится тренировать и что это крайне непростое занятие. Тренером быть сложнее, чем спортсменом.

- Порой футболисты, которые начинают тренерскую карьеру, отмечают, что только теперь начинают понимать тренеров: раньше, он что-то от меня хотел, кричал, а я по-настоящему осознал, зачем все это, только когда оказался с другой стороны.

- Я думаю, так происходит во всех видах спорта. Испытываешь абсолютно разные ощущения, когда катаешься на льду сам, и когда стоишь за бортом в качестве тренера. Ты сделал все, вложил в своего ученика, что смог, но в данный конкретный момент ты ему помочь ничем не можешь. Только если молитвами, держа кулачки и скрещенные пальцы.

- Теперь Вы, наверное, смело можете сказать своему тренеру Тамаре Москвиной: я Вас прекрасно понимаю.

- Мы уже не раз об этом говорили. Она смеется: Сашка, ты еще только в начале пути, впереди еще много интересного. Я, конечно, очень благодарен и Тамаре Николаевне и ее супругу Игорю Борисовичу, да и вообще всем своим тренерам, как в Твери, где я родился, так и в Петербурге. Именно за то, что ничего не скрывали, делились опытом, рассказывали секреты. И не только по фигурному катанию, но и по человеческим отношениям.

- Расскажите подробнее о своей школе. Много ли в Петербурге талантливых юных фигуристов?

- Талантливых детей всегда было много и в Петербурге, и в его окрестностях. Школу мы открыли на двух аренах. Одна находится по адресу улица Бабушкина, 30. Ее построили совсем недавно, но это очень хороший стадион, администрация и персонал встречают нас тепло, всем приятно там работать. Вторая арена – СК «Юбилейный», где мы сами провели всю карьеру, тренируясь с Тамарой Москвиной и Алексеем Мишиным. Такое, намоленное место.

 

О лучшей программе и Северной Корее

 

- Вспоминая свои выступления, о каком моменте карьеры Вы будете рассказывать детям со словами: вот в это время я был удивительно хорош?

- Хотелось бы сказать, что о любом, но это было бы лукавство. Очень хорошо мне запомнился сезон 2015 года, когда я впервые вышел на лед после травмы. Тамара Николаевна тогда думала, что уже все, травма тяжелейшая, но, конечно, поддерживала меня. Юко меня ждала, держала прекрасную форму. Но когда все кончилось, и мы вышли на соревнования – одни, вторые, третьи – я почувствовал такое одухотворение, как будто я начал все сначала, с чистого листа. Кататься было очень легко, чувствовал себя уверенно. Пожалуй, именно в тот момент я перестал воспринимать то, чем я занимаюсь, исключительно, как работу, а стал получать удовольствие.

- Многие вспоминают Вашу произвольную программу на симфонию Чайковского «Манфред», которую Вы сами однажды скромно назвали одной из лучших программ в истории фигурного катания.

- Ну, это же я не сам придумал. Наша программа попала в эту номинацию и победила. Было очень лестно. Эту программу мы очень полюбили, хоть и ставилась она тяжело.

- Юко говорила, что эту мелодию потом слушать не могла.

- В начале тоже, она не совсем понимала образ, который хотели донести. Над программой работало множество хореографов, постановщиков. Например, Петр Чернышев – питерский фигурист, ныне постановщик. Мы оставляли ее на два сезона, готовили к Олимпиаде. Получилось так, что она вошла в топ.

- Есть что-то такое, что Вы хотели, но не успели сделать во время карьеры? Элементы, музыка, костюмы?

- По костюмам у нас Тамара Николаевна большой выдумщик, всегда экспериментирует, много дизайнов использует. Были даже забавные, вроде футболки, которую я разрывал во время выступления, а под ней было огромное плющевое сердце. Так что по костюмам - нет. Когда-то у меня была мечта откатать под «Щелкунчика». Впрочем, мы с Юко продолжаем выступать в шоу, так что может быть, когда-нибудь…

- Но ведь такой карьеры у Вас вполне могло и не быть. Правда, что в 7 лет отец хотел отдать Вас в хоккей?

- Не то, что отдать, он просто спокойно рекомендовал. Он сам занимался хоккеем, у нас в Твери была хорошая школа, откуда, кстати, Илья Ковальчук вышел. Бывало даже, что мы выходили на лед друг за другом. Мы начинали в 7 утра, а хоккеисты появлялись у бортиков и целились в нас из клюшек.

 - Вы с Ильей знакомы?

- Да, мы пересекались в коридорах сначала тверского ледового дворца, а потом и Юбилейного в Петербурге. Но близко не общаемся.

- Вы выступали в разных странах и на разных площадках. Самое необычное место, где приходилось кататься? Страна, город, ледовый дворец, условия?

- Два случая сразу вспоминаю. Один произошел в 2011-м году на чемпионате Европы в Берне. Мы выступали на какой-то непонятной, холодной арене, в которой тепловыми пушками отапливались только раздевалки.

- Практически на открытом воздухе?

- Крыша была, но возникало ощущение, что выступаем на улице. Все одевали по двое-трое колготок. Бедные девчонки, которые катались с голыми спинами, вообще не знали, что делать, замерзали за считанные мгновения. На произвольной программе нам по задумке сначала нужно было неподвижно стоять на льду в течение одиннадцати секунд. И вот мы выбегаем прямо из раздевалки, с теплыми лезвиями на коньках, встаем, обнимаемся и попросту вмерзаем в лед. Когда пришло время двигаться, мы чудом избежали падения. Было забавно, но в итоге мы откатали чисто, хоть победить и не удалось.

- А вторая история?

- Однажды мы ездили в Северную Корею.

- Что само по себе довольно пикантно.

- Да уж. Это было еще лет пять-шесть-семь назад, когда эта страна не была настолько открыта, как сейчас. Никаких встреч лидеров Северной и Южной Кореи в помине не было. Это был очень интересный опыт. Как только мы прилетели, у нас сразу отобрали всю технику, положили ее в специальный полиэтиленовый пакетик, дали такую маленькую бумажку, похожую на рисовый квиточек и сказали: когда будете выезжать – если будете – мы все вернем.

- Бодрит, чего уж там.

- Самая большая проблема была с будильниками. Никто же с собой уже не носит такие большие, которые нужно заводить, все пользуются специальной программой в смартфоне. И у всех возникла проблема вовремя проснуться на тренировку. А ведь там все начинают работать очень рано. Просыпаться в пять утра без будильника было очень интересно.

- При всех этих разъездах, тренировались Вы постоянно в Петербурге, в Москву не уехали. Наш город для Вас особенный?

- Особенный. Во-первых, очень красивый. Я просто обожаю летом, когда тепло, прогуляться по Петербургу. Я очень люблю Барселону, думаю, что два этих города примерно одинаково красивы. Только там теплее. Ну и, конечно, я предан своим тренерам. В общем, я счастлив жить здесь и не хочу никуда переезжать, хотя предложения были. 

 

О партнерстве с Кавагути и натурализации

 

- Как образовалась ваша пара с Юко? Это сейчас мы привыкли, что за сборную России по разным видам спорта получают право выступать иностранцы. А 10 лет назад это была уникальная история.

- В фигурном катании мы были первыми. А произошло все так. Мы расстались с моей партнершей Екатериной Васильевой, с которой становились чемпионами России. Юко тоже осталась без партнера. Так получилось, что мы болтались одни, пока Игорь Борисович Москвин не сказал: зачем болтаться по одному, если можно делать это вдвоем. Сначала было тяжело, потому что Юко очень плохо говорила по-русски, я ужасно говорил по-английски, мы все объясняли друг друга буквально на пальцах. Тамара Николаевна тогда радовалась, что мы с Юко не можем просто стоять на льду и разговаривать. Потом лет через семь, она с теплотой вспоминала те времена: вот было хорошо, а сейчас вы выполните элемент и долго стоите, обсуждаете, кто куда кинул, кто куда посмотрел.

- А как Вы вообще относитесь к натурализации? Сейчас это распространено в разных видах спорта, но у многих по-прежнему вызывает категоричную реакцию.

- Скажу сразу: я ничего не имею против. И не только потому, что сам выступаю с уроженкой другой страны. Здесь есть две стороны. Разумеется, нужно самим развивать спорт. А не так, как бывает у нас в некоторых видах, когда заниматься могут только те, у кого есть деньги и возможности. Раньше все было по-другому, была массовость. Этому мы, кстати, стараемся уделять большое внимание в нашей школе. Есть и другая сторона. Спортсмен, в первую очередь, защищает свои интересы. А если при этом он будет приносить пользу нашей сборной – почему нет? Не думаю, что стоит чинить какие-то препятствия, закрываться. Нужно наоборот делать так, чтобы все вело только к лучшему, к положительному результату.

- Но все-таки есть разница в менталитетах. Те же Япония и Россия – отличающиеся друг от друга страны. Вы с Юко выступали десять лет. Наверняка с разными ситуациями приходилось сталкиваться?

- К некоторым моментам я до сих пор так и не привык. Но хотел бы отметить положительные вещи, которым стоит поучиться. Японцы очень трудолюбивы, работоспособны, готовы часами выполнять одну и ту же монотонную работу.

- «Мы друг друга на льду понимаем. Но в личной жизни у каждого свое. А то, что мы не общаемся — даже лучше. Видеть друг друга 24 часа — с ума сойти можно» - это слова из интервью Вашей партнерши  Юко Кавагути. Согласны с ними?

- Да. В основном мы общаемся по работе. Конечно, если у Юко возникают какие-то бытовые сложности: нужно ее куда-то подвести или что-то еще, я всегда помогаю. А видеться постоянно немного тяжело психологически. Поэтому мы каждый раз встречаемся на работе на новых, позитивных эмоциях. В этом нет ничего плохого. Но, опять же, есть в фигурном катании пары, которые становятся супругами. У каждого свой путь.

 

О травмах и страхе перед четверным выбросом

 

- И вот как раз Ваш карьерный путь получился очень непростым. У Вашей пары было много травм, которые мешали Вам выступать на больших соревнованиях. Как Вы через все это прошли?

- За счет поддержки родных, близких, тренеров и болельщиков. Когда я лежал в больнице в Мюнхене, получал множество писем от поклонников. Хотя, кстати, и удивлялся, как они узнали, где вообще я нахожусь. Некоторые даже рассказывали о том, что смотря на мой опыт борьбы с травмами, сами победили какую-то тяжелую болезнь, чуть ли не онкологию. Такие истории вдохновляют и поражают до слез. В общем, помогли только поддержка и любовь.

- Ваша цитата тех времен: «Я никого не хотел видеть несколько дней. Вообще никого! Ни родственников, ни друзей. Жизнь в такие минуты кончается».

- Так и было. Но при этом поддерживать все равно необходимо. После того, как у Юко случился разрыв ахилла, даже зная, что она в таком состоянии не очень хочет меня видеть, я все равно навестил ее в больнице. Просто не мог не прийти. Пришел и сказал: лечись, не бери в голову, что мы сейчас пропускаем чемпионаты Европы и мира…

- Ну, это Вы тоже хватили. Попробуй не думать об этом.

- Ну да, это такие дежурные слова, но я должен был сказать, что я ее жду, будем смотреть по ее состоянию. И она меня потом поблагодарила, что не сказал что-то вроде: ну, Юко, я пошел другую партнершу искать, ты уж тут как-нибудь сама, вот тебе костыли.

- Когда после травмы выходили на лед, не страшно было прыгать?

- На соревнованиях уже переборол. А поначалу было непросто выполнять тот элемент, делая который, получил травму. Этот момент я преодолевал примерно месяц, хотя был уже в хорошей физической форме. Но психологически переступить порог было трудно. Потом один раз исполнил этот элемент, и все пошло хорошо. Как говорится, тот, кто не падает, тот не научится вставать. Надо учиться вставать из любой ситуации.

- Правда, что в тот момент советовались с Евгением Плющенко?

- Да, Женя мне много чего интересного подсказывал. Он всегда говорит, что надо быть смелее, верить в себя, в поддержку близких, и все получится.

- Вы стали первой спортивной парой в истории фигурного катания, которая исполнила в произвольной программе два четверных выброса. Если без сложных формулировок, как выполняется этот выброс?

- Если, и правда, обойтись без трудных технических слов, то можно объяснить так: два человека должны стать единым целым, работать, как один механизм. При этом на тренировке ты волнуешься чуть менее. А вот сделать все это на соревнованиях, когда каждый из вас на все реагирует по-разному, кто-то становится более резким, кто-то, наоборот, флегматичным, намного сложнее. Если умудриться попасть в одно движение с партнером, а потом еще и сделать все верно с технической точки зрения, можно добиться выполнения четверного выброса.

- Самый простой вопрос, который приходи на ум, когда наблюдаешь за четверным выбросом: это страшно?

- Ой, я когда запускал Юко, смотреть было страшно. Все происходит настолько быстро, рывок огромной силы, позвоночник скрепит, причем у обоих. Иногда даже не дышу, пока она не приземлится.

- А, кстати, о чем Вы думаете в эти мгновения?

- Обычно кричу про себя: стоять!

- Когда выбрасываете, в какой момент понимаете, что элемент получится?

- Понять, что что-то идет не так, можно еще до начала броска. Очень важно занять правильную позицию, вместе ехать на дугах, на одних и тех же, грамотно пропустить партнершу по ее траектории. Можно, конечно, взять, разбежаться, как это делают китайские спортсмены, и с огромной силой выбросить партнершу. Это силовое исполнение. С такого можно приземлиться сразу на больничную койку. Мы избирали более гуманный способ попадания на койку. Шутка, просто менее травмоопасный. Он не выглядит так шикарно, как огромный пролет, но мы ставили себе цель сделать на соревнованиях два четверных выброса и вошли в историю.

- «Выброс – элемент очень непростой для партнера, сил отнимает очень много. Сделаешь его несколько раз, да в связке из двух четверных, и внутри – опустошение. Утром приходишь на каток выжатым морально, тяжело дается абсолютно всё» - еще одна Ваша цитата. Получается, что здесь больше психологии?

- Конечно. И такое не только с выбросами. В других элементах тоже присутствует психологический барьер. И ответственность: как я сделаю, как я брошу партнершу, не получит ли она травму. На эту тему мы с Юко много общались. Психологии очень много. Например, мы в понедельник приходим на тренировку полностью свежими, заряженными. Во вторник эмоциональный настрой уже ниже. А в среду приходим, Тамара Николаевна на нас смотрит: ребятки, может быть, вы пойдете отсюда? А мы говорим: нет-нет, мы тут постоим, поколупаемся в уголочке. Понимать свое состояние тоже очень важно. Да и тренер должен быть опытным психологом.

 

О возвращении в спорт и молодежи

 

- Сейчас, после того, как Вы уже стали тренером, Вам пора отвечать на глобальные вопросы. Например: куда дальше будет развиваться парное фигурное катание?

 - На данной стадии происходит облегчение парных элементов.  У взрослых уже убрали одну дополнительную поддержку. Параллельное вращение – красивый, но опасный элемент. Казалось бы, что в нем такого? Но когда спортсмены вращаются в пяти-десяти сантиметрах головой от лезвия партнера… Все помнят страшную травму Лены Бережной. Слава богу, она все это пережила, справилась, и сейчас все в порядке. Вообще, все в фигурном катании кажется легко и красиво, но только, когда начинаешь делать это сам, то понимаешь, какой это тяжелый физический труд.

 - То есть все разворачивается в сторону спортсменов, опасные элементы стараются систематизировать?

- Да. Плюс, добавляют красочности. Все это делается для общей приятной картинки, чтобы зритель не видел, как спортсмены падают, чтобы все было красиво и здорово. В России и Японии рейтинги фигурного катания на телевидении очень высокие, а в Европе и Америке, например, они упали. В принципе, все эти изменения хороши для таких мастодонтов, как мы. Если сложность элементов продолжат снижать, можно будет с удовольствием возвращаться в профессиональный спорт. Как часто говорит Женя Плющенко: делам культуру жеста, театр и все – победа.

- Последняя на сегодня Ваша цитата. «Смотря на нынешнюю поросль, понимаю, что мы в двадцать лет были в лучших физических и технических кондициях, чем новое поколение. Даже в семнадцать лет мы были опытнее и сильнее, чем сегодняшние фигуристы этого же возраста». Это такое ветеранское брюзжание про то, что раньше деревья были выше и трава зеленее?

-  Могу сказать, что я сейчас в свои 34 года все скоростно-силовые упражнения выполняю лучше своих учеников, даже четырнадцати-пятнадцати лет. Потому что у нас была отличная физическая подготовка. Мы в юности, помимо школы и тренировок успевали гулять во дворе, общаться, прыгать по гаражам, лазать по деревьям и так далее. А сейчас детям, к сожалению, кроме хорошо развитых больших пальцев из-за постоянного использования смартфонов и планшетов, в физическом плане похвастаться почти нечем. Грубо говоря, раньше мы перелезали забор, а нынешнему молодому поколению проще этот забор обойти.

- Вашему сыну 4 года. Вы бы хотели, чтобы он пошел в фигурное катание?

- Я бы не хотел, но дело в том, что он уже две недели, как ходит.